Либерализм и либерастия

Философские рефлексии

Либерализм и неолиберализм являются не только определенной практикой и движением, но и философским течением. Это довольно обширная область знаний и ни рамки, ни цели этой статьи не призывают нас к попытке составления соответствующего обзора. Коснемся лишь некоторых частных вопросов, имеющих отношение к нашим задачам.

Самая глубокая и самая накаленная сфера дискуссий о либерализме относится к противопоставлению либерализма и религии. Третьей «осью» этой системы координат является гуманизм. В центре внимания либерализма находятся свободы человека, в этом смысле он является одним из аспектов гуманизма, являющегося по определению антропоцентрической системой взглядов и ценностей. Что касается религиозной традиции – не только христианской – то в ее центре находится Бог, Создатель, а не человек. Попытки приравнять человека и Бога, и, тем более, – возвысить человека над Богом, отнестись к нему как к высшей ценности, – не могут быть приняты религиозным мировоззрением. Но призывы «к свободе» – манят. В этой связи предпринимались и предпринимаются попытки снять возникающие противоречия. Гуманизм (и либерализм) сформировали такие свои формы, как теистический и атеистический гуманизм, а также некоторые виды прагматического гуманизма, выводящего свою систему ценностей за рамки этого противопоставления и сводящие всё к набору норм и правил поведения в обществе. Теистические гуманизм и либерализм основаны на признании возможности сотрудничества человека и Бога в движении к спасению. Атеистический гуманизм зачастую принимает форму латентной религиозности, квазирелигии без Бога, – близкой к этому была коммунистическая идеология в СССР. Вся критика, которой на протяжении столетия подвергались гуманизм и либерализм со стороны русских философов, исходила из христианского неприятия «человекопоклонения», а также трагизма революции и богоборческой практики строительства социализма. Этот глубокий ценностный раскол никуда не делся, он столь же актуален сегодня, как и сто лет тому назад. Неприятие наших современных либералов той частью общества, которая свой ценностный базис ощущает в православии, в той или иной форме консерватизма – цивилизационного, национального, государственнического и пр. – проистекает, в том числе, и отсюда. И если для религиозных консерваторов никакая идеология, в центре которой не находится Бог, – неприемлема в принципе, то у светских традиционалистов дискомфорт вызывает смещение иерархии ценностей в сторону индивидуализма и существенное понижение ценностного статуса государства. Но политический либерализм (и неолиберализм) – очень гибок: оставаясь антропоцентричным он предлагает идеологические гаджеты с различными наборами опций и отличающимся дизайном. Неолиберализм не догматичен и не строит свой интерфейс на отрицании чего-либо, он «клиентоориентирован» и обращается с привлекательными призывами «к свободе». А уж потом каждый, кто взыскует какой-то личной или общественной свободы (свободы «от» или свободы «для») – приписывает либерализму свои ожидания и соотносит себя с ним.

В пространстве публичной политики, предельно загаженном отравой, предназначенной для промывания мозгов, эти глубокие – мировоззренческие – расхождения перестают работать с той заданностью, с которой они должны были бы работать. Прежде всего потому, что мало кто способен соотносить свои политические симпатии-антипатии с собственным мировоззренческим базисом[5].

Не станем погружаться в дальнейшее обсуждение философской проблематики либерализма. Позволим себе лишь некоторые уточнения. В частности: утверждение о том, что неолиберализм «ушел из модерна в постмодерн»[6] – не совсем точно. Никуда он не ушел! Его пропагандисты и промоутеры уводят туда ведомых, но это совершенно другой вопрос. Неолибералим – как технология – гибок, но точен.  Аналогией может служить, скажем, вор или мошенник, находящийся «при исполнении»: он оперирует предельно конкретными категориями и доверяет лишь измеряемым оценкам в виде сигналов своих пяти чувств.  Он при этом может использовать и использует приемы обмана, но сам он – как инструмент – по возможности, точен и однозначен. Так и неолиберализм. Никакого постмодернисткого смешения и перепутывания ценностей в неолиберализме – и как в доктрине, системе ценностей, и как технологии управления – нет: все очень четко распознается и отслеживается. Другой вопрос, что иллюзию моральной аномии и ценностного равноправия следует, с точки зрения неолибералов-практиков, внедрять в менталитет потребителей и обслуживающих их интеллектуалов и шаманов.

Напомню анекдот про «постмодерниста Моню». Мальчик Моня считался в классе дурачком. Он не умел различать монеты по их номиналу и когда ему предлагали взять себе на выбор любую, он выбирал пятак – потому что он самый большой. И совершенно игнорировал рядом лежащие 10 и 20-копеечные монеты. Дети любили потешаться над Моней, регулярно предлагая ему выбрать монетку. Один мальчик пожалел Моню и решил рассказать ему правду, объяснить, что на 20-копеечную монету можно купить в четыре раза больше, чем на пятак. На что Моня ответил: «Я знаю, но если я начну брать 20 копеек, они перестанут предлагать, а так я почти каждый день имею по пять копеек.»

Так что те, кто «ведут игру», кто в стратегии неолиберализма является субъектом, а не объектом, никакого постмодернистского хаоса в самой стратегии и в собственных головах не допускают. Хаос внедряется и поддерживается только в среде потребителей, работников и электората, то есть, – «в народе», как его идентифицируют неолибералы. Полагаю философское рассмотрение неолиберализма в системе координат модерн-постмодерн не слишком удачным подходом.

Представляется перспективным анализ в координатах «классика-неклассика-постнеклассика». Триада «классика-неклассика-постнеклассика» предложена для описания трех этапов развития науки, вернее видов и способов познавательной деятельности[7]. Либерализм и неолиберализм как парадигмы деятельности, соответствуют стадиям «классика» и «неклассика», – как по сути, так и по времени появления. Либерализм (классика) описывает и конструирует мир как «механический механизм», в котором следует установить определенные правила (принципы либерализма) – и тогда «все будет хорошо». В либерализме четко определены позиции и роли субъекта и объекта, установлены неизменные правила их взаимодействия. Неолиберализм, возникший как протест и против замороженных статусов объекта и субъекта, и против незыблемых правил, являет собой типичную «неклассику». Реальный мир не механистичен, он – сложнее, он саморегулируем; изменчивы и субъект-объектные статусы и связи и отношения. Неклассический неолиберальный подход является одновременно и реакцией на изменчивость мира и средством, участником этих трансформаций. Неолиберальный мир фрагментарно, локально саморегулируем. Однако его расширение, глобализация уже привели к противоречиям, которые могут быть познаны лишь при постнеклассическом подходе, каковой пока в этой области знаний пока не сложился. Мир в ожидании постнеолиберализма. Вернее, как парадигма деятельности он уже наступает, но не описан, не отрефлексирован. Этот подход с неизбежностью возникнет, потому что учет ценностно-целевых и мировоззренческих параметров экономических и политических связей и отношений – насущная необходимость.

Современный мир сложен из многих моделей, одни из которых «ближе к капитализму», другие – «ближе к социализму», но в целом налицо та или иная степень конвергенции. Разнообразие неолиберальных подходов (левые, правые и т.п.) отражает этот процесс и влияет на него. При этом неолиберализм  – это не то, что можно «построить» (как социализм, например). Неолиберализм – это набор стратегий и тактик, позволяющих оказывать влияние на людей и на правительства с целью подчинения их собственным интересам. Главное при этом не конкретные детали, а общее следование объекта воздействия неолиберальным курсом на основе либеральной онтологии бытия. При этом временные отклонения от курса, политические и идеологические компромиссы, не просто допускаются, а составляют основу тактики неолиберального воздействия.

Подчеркнем: не только в России нет «овеществленного» либерализма в его идеальной сути, его нет и в других странах, включая те, которые позиционируют себя в качестве отцов, защитников, хранителей и распространителей либерализма. То же самое происходит и с другими великими идеями: так, например, в отношении социализма приходится оговаривать его «специфику» («китайская», «европейская» и пр.). Сказанное означает, что мы не можем апеллировать к какому-либо образцу  «канонического» либерализма (равно как и социализма): его не существует. Ценностный и идеологический комплексы – это одно, а построенное на их основе общество и государство – другое. Причем не только культурно-исторические и цивилизационные факторы модифицируют общие исходные принципы в особенное политическое устройство, но и временные, почти случайные причины, к которым относится персональный состав тех, кто на практике осуществляет властные полномочия. Именно этот фактор – мотивации и этический базис пришедших к власти – стал главным в России, именно он и породил либерастию. Будущие либерасты могли прийти к власти и под лозунгами «улучшения социализма» (так все и начиналось), или с какими-нибудь религиозными программами и т.п.  Не так давно путеводной звездой наших реформаторов (ставших либерастами) были лозунги строительства социализма-коммунизма. Они же призывали строить «социализм с человеческим лицом», но вскоре, когда их глубинные мотивации победили, стало ясно, что лозунги, призывающие к «свободам» – вполне эффективны для достижения подлинных целей! Лозунги лишь апеллируют к ценностной матрице, но вовсе не обеспечивают ее практической реализации. Мошенник всегда приноравливается к мотивациям и «чаяниям» объекта обмана, а для этого хороши именно лозунги и политические мантры.

Либерастия

Либералом можно стать по убеждениям, либерастом – в силу обстоятельств. Как тепло говорил о казнокрадстве один из авторитетных либерастов-златоустов: «Сидеть у ручья и не напиться? – да вы что!..».  Готовый стать либерастом, размышляет просто: если для  прихода к деньгам и власти, их удержания и обретения поддержки (внешней и внутренней) нужно провозглашать приверженность либеральным ценностям, то почему бы и нет?..

Причины и генезис формирования либерастии в России – переход от социализма к капитализму путем его уничтожения; приход алчных авантюристов («реформаторов») к власти; присвоение собственности государства путем уничтожения государства; забота об укреплении и удержании власти. Либерастия не является развитием либерализма в какой-либо его форме. В лучшем случае, можно говорить об эпигонстве, но не о локализации либерализма в России.

Для либерастии характерно отношение ко всем принципам и категориям либерализма как к симулякрам, как к лозунгам прикрытия. Например: неолиберализм считает важным и нужным более или менее активное, но непременное государственное вмешательство в экономику, отдавая предпочтение совокупности государственных мер по инвестированию различных сфер экономики, расширению объемов правительственных заказов, закупок, налоговому регулированию и т.д. – с целью развития (роста) экономики. Либерасты же, повторяя все эти слова как мантры, добиваются их внедрения с иными целями: сесть на «потоки» и «распилы». «Развитие экономики» (в чем бы оно ни выражалось) – не есть подлинная цель либерастов. Их подлинная цель – личное богатство, а модель государственного управления должна быть такой, чтобы у персон власти не возникало никакой ответственности ни за что, а уж само понятие «конечный результат» (как нечто, достигнутое в экономике и других сферах жизни страны) должно просто исчезнуть из обихода. Результат – это то, что оказалось в кармане либераста. Поскольку либерасты завладели имуществом ими убитого Советского Союза, то они не жалеют ни сил, ни красок в описании того, какой плохой была их жертва: типа – жалеть-то не о ком! Ну, – убили… Ну, – имуществом завладели… Так мы же каждому предлагали поживиться! Вот вы тоже – квартиру приватизировали… Так что не надо на нас наезжать. «Ничего у вас не украли – у вас ничего не было» (Е. Ясин)

Мы часто используем понятия «демократы» и «либералы» как близкие по смыслу, чуть ли не синонимы. Это, конечно, не так, и важно понимать, что лозунг демократов – за «власть народу», а либералов – за «свободы для всех». То есть «чистый либерал» готов «дать» народу свободы, избирательное право, выборы, – но не власть. Народ это чувствует и охотно воспринял афоризм: «демократическая власть – это не власть народа, а власть демократов». Добавим: и либералов.

Либерастов беспокоит не избирательное право само по себе, а ход и результаты выборов. До тех пор пока инструменты манипуляции сознанием (посредством системы образования и пропаганды) удерживают народ от бунта и создания угрозы власти, пока удается заполнять выборные органы «своими», то и отношение к этому принципу либерализма  со стороны либерастов – пассивное. Как только где-либо возникают нежелательные лица или явления, – в дело вступает как репрессивный аппарат, так и все способы интерпретации происшедшего в нужном ключе и шельмования неугодных.

В период захвата власти и собственности либерасты и думать не думали о признании существования национальных особенностей либерализма (чем озабочены европейские и американские неолибералы). Сейчас в самых светлых головах светочей либерастии такая забота появилась: «Я считаю, что нам удалось привнести или принести в Россию либерализм, но нам не удалось создать российский либерализм. Наш либерализм по-настоящему российским не стал, и это очень глубокая вещь, которая касается самых основополагающих ценностей либеральных, которые имеют приложение к истории, к экономике, к пропаганде, к политике, к правам человека, демократии и так далее. Мне это кажется очень важным вопросом, который никто пока ни в каком виде не сформулировал» (А.Б. Чубайс)[8].

Анатолий Борисович – прав. Более того, он, анализируя путь, проделанный им и его подельниками,  видит и более глубокие вещи: «мы в основном в экономике жили, а экономическая наука — она либо наука, либо не наука. В этом смысле, либо ты по науке делаешь, что мы и пытались сделать, и это, конечно, и была либеральная экономическая наука. А если мы говорим не про экономику, а мы выходим шире, в гуманитарную сферу, в права человека, в этнические вопросы, вопросы национальной политики, демократии — вот здесь, конечно же, российский либерализм обязан иметь фундаментальные особенности, которых никто не придумал, которых никто не создал. Перевели, но корни не появились». Снова скажем: Анатолий Борисович – прав!.. Интересно: какой либерастический симулякр под названием «русский либерализм» родит эта раковая опухоль на теле страны?

Как социальный тип – Homo Liberastis не нов: к нему очень близок, например, Смердяков – персонаж Достоевского («Братья Карамазовы»). В предреволюционные десятилетия ХХ века либерасты разных сортов имелись в количестве немалом, были весьма заметны и влиятельны в самых разных стратах общества. В советское время они тоже никуда не делись, и не просто дожили до конца социализма, а, пройдя стадию «низкопоклонства перед западом», взросли до уровня диссидентов и обрели, наконец, бенефиты от гибели своей страны.

Ценностный мир либерастов состоит из материальных благ, заграницы, безмерно-тщеславной демонстрации богатства... Либерасты – все как один, включая тех, кто во власти – не стыдятся красть, и стремятся вывести свои семьи и награбленное/заработанное за рубеж. Либераст лишь размахивает лозунгами индивидуализма, но на самом деле он – стадное животное с признаками роевого самоорганизующегося интеллекта (Swarm intelligence), ощущает себя органической частью своего сообщества. Его псевдоиндивидуализм и убежденность в собственной избранности ярко и пошло проявляются в отношениях с теми, кто вне стаи…

Отметим, что у либераста может, например, не быть родного языка. Вернее, он, конечно, есть (родная мать с ним как-то же разговаривала во младенчестве), но этот язык не является очень уж высокой ценностью. И страна рождения – тоже не бог весть какая ценность. И страну, и язык он меняет легко и не заморачиваясь: соображения «уровня потребления» перевешивают любые сантименты. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» – это про них.

Что касается каких-либо неудач либерального покорения России, то либераст видит причину, прежде всего, в качестве населяющего страну народа. Самих себя и всех вокруг они уверяют в том, что проблема в особой, генетической неприспособленности нашего народа к свободам. И не упустят возможности обосновать это исторической ретроспективой: нация рабов, тоскующая по сильной руке, которая без западного учительства вовсе пропадет…

В общем – вы узнали этот тип и не только уже опознали их в своем окружении, но и мысленно дополнили перечень признаков.

Понятие «либерасты» – наше, российское. Не слышал, чтобы, скажем, в Польше это слово использовалось. Но, похоже, что явление такое есть и там. Вот что о неолиберализме пишет Гжегош Колодко – министр финансов и вице-премьер правительства Польши в конце 90-х начале нулевых: «Неолиберализм это не только экономическое доктринерство и идеологический догматизм. Это прежде всего эффективный метод обогащения немногих за счет большинства. В этом его суть»[9]. Как видим, неолиберализм обладает схожими свойствами повсюду – как его ни называй. Недавно в одной дискуссии об экономических проблемах было – не без иронии – высказано следующее: «В мире более двухсот стран, почти все демократические и рыночные. Из них 7 – преуспевают, 20 живут более или менее сносно, а остальные, видимо, не читали учебников по экономике, не знакомы с этой наукой». Я не удержался и безо всякой иронии ответил: «Современная экономика – это наука именно о том, как семи странам преуспевать, двадцати – жить сносно, а остальным – учить экономику».

Экономика не может сама себя вылечить. Это могут сделать идеология и политика: они задают цели. Через экономику проявляются симптомы заболевания, и она же предоставляет свой инструментарий. Великая депрессия в США опознавалась через экономику, однако лечилась не только экономическими мерами, но и Американской мечтой.

Сумма идеологий

Россия – страна с богатейшей историей и насыщенной интеллектуальной жизнью, поэтому в нашем обществе не могут не присутствовать многие идеологии одновременно.

«Идеология – это система взглядов и идей». Казалось бы – с чем тут спорить: «идео» плюс «логос» и есть знание об идеях, то есть «система взглядов и идей». Однако, – уточним: идеология говорит не столько об «идеях», сколько об идеалах, то есть – высших ценностях. А это означает, что идеология не просто собрание идей, «игра ума», а – «идеалология». В ней содержится и программа действий: если осознаны высшие ценности, стало быть, наличествуют и цели и пути их достижения.

Перечни «основных идеологий», существующих в современной России, отличаются в зависимости от того, кем они составлены. Тот же Чубайс, например, в цитированном интервью говорит о трех идеологиях в России: либерализм, «левая» идеология и национализм.  С его мнением о национализме – как одной из трех «главных» – соглашаться не следует.

В России, конечно, есть националисты. Наиболее отчетливо они проявлены в наших «национальных» субъектах федерации. Есть и люди, называющие себя русскими националистами. Их несколько разновидностей, отличающихся различным пониманием категорий «нация» и «русские». Одни апеллируют к этничности, другие – к историческим формам государства («имперцы»), третьи – к религии (православие, язычество и т.п.). Русского этнического национализма в России, в сущности, почти нет. Т.н. «русский фашизм» мелькнул в 90-х, затем исчез, но создал долговременную основу для страхов (у Чубайса и ему подобных) и получения компенсаций (пожалуй, даже – ренты) как от своих, так и от зарубежных спонсоров за переживаемые фантомные боли и на борьбу с «русским фашизмом».

Выделив национализм как самостоятельную идеологию, Чубайс осуществил очень важную «операцию прикрытия», поскольку национализм может быть и либеральным и антилиберальным и каким угодно. Национализм без указания на конкретную специфику (места и времени), чаще всего еще не идеология, а лишь один из параметров, один из элементов матрицы ценностей. Опираясь на этот элемент, возводя его на уровень высоких приоритетов можно выстроить любую идеологию – хоть либеральную, хоть «левую» (чаще, конечно, – «правую») и любую модель государственного устройства: от капитализма и фашизма до социализма. Как организованное явление национализм (хоть русский, хоть нерусский) пока маловлиятелен, но либерастам важно не только указывать на его существование, но «вести с ним борьбу». Поставив вопрос: а есть ли среди наших либерастов националисты? – следует ответить: да, есть. Причем среди них есть и плохо распознаваемые (в этом качестве) «этнические нелегалы». Но, в первую очередь, именно они и сформировали и это чудо-юдо: либерастию.

Если уж выделять три наиболее влиятельных идеологии в России, то, наряду с либерализмом и «левыми» течениями (коммунисты, социал-демократы и т.п.) следует говорить не о национализме, а о комплексе условно консервативных течений, объединенных по признаку патриотизма, а также по неприятию доминирующей идеологии,  и близости этических оценок происходящего во многих сферах жизни страны. Этот комплекс не слишком точно описывается, его границы и его ценностная суть размыты и по многим частным вопросам перекрываются и с «левыми» и с либерастами, тем не менее, они есть и, несмотря на аморфность, являются важным «центром силы» российского общества, который нуждается и в осмыслении и в надлежащем управлении.

[5] Белкин С.Н. Мировоззрение как влиятельный фантом // Focus, № 3, 2017, стр.3 – 5.

URL: http://dynamic-of-civilizations.ru/zhurnal-focus-3/120-mirovozzrenie-kak-vliyatelnyj-fantom.html

[6] Кургинян С.Е. Либералы перешли в постмодернизм, они сменили парадигму // «Красная весна», 16 декабря 2018 г.

URL: https://yandex.ru/turbo?text=https%3A%2F%2Frossaprimavera.ru%2Fnews%2Ff38e1a09&d=1

[7] Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура / СПб.: Мiръ, 2009. С.249 –295.

URL: https://iphras.ru/uplfile/root/stepin/klassika,_neklassika,_iostneklassika.pdf

[8] Бергер М., Копелевич И. Локализация либерализма. Чубайс призвал либералов к переоценке ценностей // Интервью А. Чубайса «Бизнес-FM» на ПМЭФ-2016 года. URL: https://www.bfm.ru/news/325821

[9] Колодко Г. 25 лет трансформации. От неолиберальных реформ к прагматическому росту. М.: Магистр, 2016. С.224.