Столкновение цивилизаций как внутренняя проблема России

Статья опубликована в журнале «Политический класс», №7, 2007

Единство – симфония неустранимых противоречий

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов.

Сэмюэль Хантингтон

Исследователи сформировали не очень точное, но во многих случаях приемлемое определение цивилизации, трактуя ее как общественную систему, отличающуюся общими ценностями: религией, культурой, экономической, политической и социальной организацией и т.д. Наряду с понятием 'цивилизация' используется близкое по смыслу выражение 'культурно-исторический тип', или же говорят о 'группе стран и народов, связанных общей судьбой и мировоззрением', отмечая, что такие исторически сложившиеся общности занимают определенную территорию и имеют свои, характерные только для них особенности культурного и социального развития.

Разнообразие возможностей и творческая свобода в описании цивилизаций и их систематизации порождают и широкую палитру результатов: списки и отличительные особенности цивилизаций, равно как и их названия, у разных исследователей свои. Можно встретить перечни, насчитывающие от 6 до 24 различных цивилизаций, позволяющих по-разному составить современный цивилизационный пазл человечества.

Для целей настоящей статьи нет нужды углубляться в особенности тех или иных подходов к систематике цивилизаций, достаточно обратить внимание на признаваемое всеми исследователями существование нескольких основных цивилизационных общностей, называемых, например, так: западная, исламская, индуистская, буддийская, синская, русская (оставляя в стороне цивилизации наподобие мезоамериканской, андской и т.д.). Во многих случаях оказывается достаточным говорить вообще только о двух типах цивилизаций: восточной и западной. Западная цивилизация чаще всего подразделяется на два вида: европейскую и североамериканскую. Русскую цивилизацию включают в состав более широкой цивилизационной общности – православно-славянской.

Цивилизационная немота

Однако при попытке перехода от умозрительного, феноменологического описания цивилизаций к практической политике возникает неразрешенная пока проблема: у цивилизаций нет органа, который бы их выражал и говорил от их имени. Это и есть то, что мы можем назвать цивилизационной немотой. Мы пока лишь наблюдаем за цивилизациями, даем им названия, ищем параметры и качества, которыми их можно описать, выявлять сходства и отличия. Но мы практически никак не можем влиять на процесс их взаимодействия. Мы даже не знаем, в какую сторону обратить внимание, чтобы попытаться услышать голоса цивилизаций, ежели они, голоса, существуют.

А если их нет, то как дать цивилизациям возможность выражать себя публично? Что мы имеем в виду, говоря о 'диалоге цивилизаций' или их 'столкновении'?

Те, которых мы слышим, – правительства, религиозные и общественные организации, – все они как в отдельности, так и вместе, несомненно, выражают достаточно широкий спектр мнений, оценок, целей и ценностей. При этом существуют методы, позволяющие с известной степенью точности определить корреляцию между действиями и точкой зрения правительства или парламента и различными группами населения страны. Однако это будут группы населения, в лучшем случае репрезентативные по политическим, национальным, религиозным и иным признакам. Репрезентативных признаков цивилизационной идентичности недостаточно, цивилизационная идентификация не происходит сама по себе, мнение 'цивилизационного сообщества' отсутствует.

'Народ безмолвствует'.

Что мы видим на поверхности

Вообще весь материальный макромир – это мир поверхностей. Рассматривая, например, кусок железа, мы на самом деле видим и изучаем его поверхность, границу раздела между железом и окружающей его средой, а не собственно кусок железа в его внутреннем устройстве. Что в глубине, под поверхностью, мы не знаем, и узнать это на уровне прямых измерений чрезвычайно сложно, во многих аспектах – практически невозможно: распилив кусок железа, чтобы заглянуть внутрь, мы получим лишь новую поверхность, 'нутро' же останется внутри.

Широкий спектр общественной жизни мы тоже видим чаще всего поверхностно. Среди множества сущностей, граней и процессов, составляющих жизнь, мы в зависимости от целей и возможностей изучаем, скажем, экономические, социальные, культурные, религиозные, этнические и другие проявления жизни. Сами эти явления находятся во взаимодействии, и в разные времена одни могут доминировать над другими, давая поверхностному взгляду основания для однобокого восприятия жизни и ошибочного построения причинно-следственных связей. Глубокое понимание явлений жизни требует и глубокого проникновения в ее сущность, установления взаимосвязей между фундаментальными, не всегда видимыми свойствами и внешними процессами.

Социальное и экономическое поведение гражданина – это то, что мы видим на поверхности, то, чем стремятся управлять или хотя бы угадывать политики, предлагая гражданину карту социально-политической и экономико-управленческой местности, на которой разграничены пространства под названиями 'коммунизм', 'социализм', 'демократия', 'тоталитаризм', 'либерализм', 'рынок', 'консерватизм', 'интернационализм', 'национализм' и т.д. И гражданин делает свой выбор, руководствуясь множеством факторов и признаков, находясь под воздействием самых разных причин и процессов.

В том числе и под воздействием личных особенностей, индивидуальной системы ценностей, собственного глубинного мировидения и мироощущения.

Что происходит в глубине

В глубине то, что называют менталитетом. Понятие 'менталитет' введено в обиход полтора столетия назад, однако до сих пор этот термин не вполне устоялся и представители разных научных направлений по-разному раскрывают его содержание. Вот одно из определений:
'Менталитет – совокупность социально-психологических установок, автоматизмов и привычек сознания, формирующих способы видения мира и представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности'. Под менталитетом мы (в рассматриваемом в статье аспекте) будем понимать глубинные пласты сознания, образ мыслей человека, определяющий устойчивое содержание его действий. Сделаем еще одно терминологическое уточнение: в статье различаются понятия 'менталитет' и 'ментальность'. Последняя воспринимается как часть, сторона менталитета в целом: ментальность религиозная, этическая, цивилизационная и т.д. (Отметим, что существуют иные наполнения понятия 'ментальность', сближающие его, например, с понятиями 'мышление', 'чувство' и др.)

Менталитет формируется под влиянием множества факторов, среди которых наиболее значимыми принято считать особенности ландшафта, климата, географических условий, языка, взаимодействие с соседями, религию, исторический опыт. В зависимости от того, менталитет какой группы и на каком этапе ее существования мы рассматриваем, увеличивается роль одних факторов и уменьшается роль других. Важно осознавать, что чем дольше и сильнее воздействует тот или иной фактор, тем более устойчивыми и глубинными являются сформированные под его влиянием стороны, или пласты, менталитета: миропонимание, стереотипы поведения, ценности.

Существует менталитет групповой, коллективный, равно как существует и менталитет индивидуальный. Индивидуальный менталитет в значительной степени совпадает с одним из существующих вариантов коллективного менталитета, однако может представлять собой сколь угодно сложный конгломерат аспектов мировидения, присущих разным ментальностям. Индивидуальный менталитет в комплексе не осознается человеком автоматически, без специального анализа, в то время как отдельные его стороны могут быть осознаваемы: например, собственные религиозно-нравственные нормы поведения чаще всего индивиду известны, даже если он не воцерковлен или нерелигиозен.

Менталитет, однако, далеко не идентичен этическим, религиозным или идеологическим взглядам. Менталитет вообще не является продуманной системой взглядов. На уровне менталитета мысль не отделена от эмоции, от глубинных неосознаваемых привычек, от поведенческих стереотипов, которым люди следуют, сами того не замечая, не вдумываясь в их существо и предпосылки, в их логическую обоснованность. При этом никакая грань менталитета не является поведенческим или ценностным императивом, это не более (но и не менее) чем максимально вероятные предпочтения.

Цивилизационный менталитет

О цивилизационном менталитете следует сказать прежде всего то, что он существует. Хотя и весьма непросто его выявить и описать. Однако если бы его не было, видимо, невозможно было бы определить и выявить цивилизации. Это, в частности, должно означать, что есть нечто общее в менталитете у московского слесаря, одесского парикмахера, молдавского виноградаря, болгарского певца и сербского матроса постольку, поскольку все они отнесены к некой славянской православной цивилизации. Нам дорого и то, что нас объединяет, и то, в чем наши отличия. Точнее – наши отличия порой дорого нам обходятся...

Хантингтон, например, так и пишет: 'В конфликте цивилизаций вопрос ставится иначе: 'Кто ты такой?' Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям'. Но что-то здесь не так. Во всяком случае, если говорить о русском менталитете на протяжении последнего столетия, то он существенно изменился. Можно если не согласиться, то по крайней мере – за давностью лет – не спорить с тем, что до начала ХХ века русский менталитет более или менее соответствовал распространенному и поныне представлению о нем: духовность, коллективизм (соборность), широта души, доброта, свободолюбие, религиозность, патриотизм, простота... Исследователи связывают эти свойства русского человека с равнинным ландшафтом и огромной территорией, обусловливающими синтетичность мышления, неспешность; особенностями климата, определившими тяжелый характер труда и его неравномерную ритмичность, сформировавшую коллективизм; историческим опытом, передаваемым в сказках, легендах, эпосе, привившим любовь к родной земле, стойкость в борьбе и пр.

Но если менталитет – это то, что определяется в первую очередь ландшафтом, климатом, историческим опытом, то почему из одного и того же цивилизационного теста выпеклись такие разные 'пироги', как, например, политик Сергей Бабурин и функционер Егор Гайдар? (Мы условно, с иллюстративными целями, предполагаем, что упомянутые лица действуют в соответствии со своими ментальностями, и, называя имена, обозначаем некоторые типичные и актуальные ментальности: одну, тяготеющую к традиционным православно-консервативным ценностям, другую – к ценностям западного мира. Хотя у конкретных людей могут быть разные личные обстоятельства, вынуждающие действовать их вразрез с ментальными установками и побуждениями.)

Оба субъекта – русские люди, получившие воспитание и образование в весьма тщательно информационно и ценностно выверенной и единой советской системе воспитания и образования, оба росли в городских интеллигентных семьях, в не слишком отличающихся климатических и бытовых условиях... И 'исторический опыт народа' для обоих вроде бы одинаков. Почему же у них, как мы предполагаем, различный менталитет?

Что же, если не ландшафт и климат, привело к формированию разных ментальностей у людей, живших в пределах одной и той же цивилизации? Наверное, как раз 'исторический опыт народа', потому что та сторона ментальности, которую формирует этот опыт, не является независимым объективным фактором, изо дня в день воздействующим на сознание, а воспроизводится за счет второй сигнальной системы – передается от поколения к поколению, из уст в уста, из книги или из телевизора. А это можно делать по-разному. Расхожее мнение, что история не терпит сослагательного наклонения, опровергается ежедневно. Еще как терпит, бедная... Вот и оказывается, что информационное поле в современных условиях влияет сильнее, чем климат и география. Именно здесь, на ментальном уровне, происходит, например, формирование двух базовых характеристик: склонность к коллективизму и склонность к индивидуализму. Основанием для данных ориентаций считают способ выживания, приспособления к условиям окружающей среды. Все, считают ученые, зависит от того, обеспечивается ли выживание индивида главным образом собственными усилиями или же достигается при помощи какого-то сообщества, то есть в рамках тесного сотрудничества с другими людьми.

Главным фактором оказывается трактовка 'исторического опыта народа', а не специфика севооборота в условиях русского климата. Пропаганда сильнее реальной исторической судьбы и опыта всей нации: в одной семье будут к месту и не к месту повторять 'вся страна сидела в лагерях', в другой – 'Сталина на них нет', в третьей – 'вот при царе-батюшке', в четвертой – 'вот в Америке'... А потом возникнут разные 'центры притяжения', появятся 'авторитеты', 'политические лидеры', 'совести нации' и прочие духовные и материальные соблазны, к которым неосознанно потянется ментальная матрица личности.

Такое базовое, ментальное отличие имеет колоссальное значение.

В одних жизненных ситуациях преимущество будет на стороне 'индивидуалиста', в других – 'коллективиста'. Какие-то способы организации общественной и экономической жизни комфортны для одного, какие-то – для другого. Абсолютизация, например, так называемых рыночных отношений приведет 'коллективиста' к тяжкому дискомфорту. Чувство коллективизма предполагает наличие достаточно тесных связей и взаимозависимостей между членами сообщества, что затрудняет или делает невозможным установление между ними регулятора в виде экономической выгоды.

Так у личности и возникает та сторона менталитета, у которой имеется цивилизационное измерение. Назовем его 'цивилизационная ментальность индивида'.

Цивилизационная неоднородность

Рассуждая о цивилизациях, обычно представляют их как некие однородные, обладающие определенным набором признаков и свойств сущности, имеющие более или менее четкие границы, позволяющие их локализовать в пространстве, во времени, в системах мироустройства и миропонимания. Но мы видим, что в пределах одной цивилизации живут и воспроизводятся индивиды с разными цивилизационными ментальностями. Выше говорилось о том, как из одной цивилизационной почвы вырастают индивиды с различными, даже конфликтующими цивилизационными ментальностями. Так что в действительности цивилизации, локализованные во времени и пространстве, неоднородны и эта неоднородность усиливается на наших глазах.
В этом, в частности, проявляются результаты глобализации, глокализации, информационного обмена. Очевиден парадокс: всякое перемешивание, в том числе и информационное, должно повышать однородность. Однако в рассматриваемом аспекте это не так: чем больше доступной информации об иных цивилизациях и способах мироустройства, тем больше (или меньше) людей, испытывающих к этому симпатию (антипатию). Люди все чаще и все точнее проявляют свою цивилизационную принадлежность, полагая, впрочем, при этом, что они идентифицируются в национальном, политическом, религиозном и прочих отношениях. В большинстве случаев формирование цивилизационной ментальности происходит на подсознательном, интуитивном уровне в форме ощущения некой предпочтительной иерархии ценностей и модели поведения.

Сосуществование приверженцев двух и более цивилизаций в пределах одной страны, одного государства, даже одной семьи – это и есть цивилизационная неоднородность. Подобная неоднородность может привести и приводит к тому, что, оставаясь внутри общей цивилизации, принадлежа к ней формально, одна часть населения может утратить взаимопонимание с другой и даже вступить с ней в конфликт. Таким образом, входя по факту рождения и последующей биографии, жизненному развитию в одну из мировых цивилизаций, отдельный человек, а также значимо большие группы людей ментально, мировоззренчески, культурно и т.д. могут принадлежать к иной, нежели 'титульная', цивилизации. Подобные внутристрановые цивилизационные столкновения и противоречия определяют повестку каждого дня жизни страны и населяющих ее народов на протяжении сотен лет.

Например, некий 'гайдарочубайс' искренне ментально тяготеет к западной цивилизации. Душой и умом он 'там', а телом и делом пока 'здесь'. И не пока, а надолго, возможно, навсегда. И не просто сидит на кухне и тоскует по 'прекрасному Западу', а старается средствами практической экономической политики правительства привести туда всю страну и все населяющие ее народы и отдельные личности. А другие душой и умом в православной, возможно, монархической России. И предлагают Госдуме вернуть Россию к юлианскому календарю, искренне считая, что это правильный шаг в нужном направлении. Третьи мечтают и готовы повести за собой всех то ли вперед, то ли назад в прекрасный мир справедливого социализма.

Но ни у кого ничего – с точки зрения достижения ими же провозглашенных целей – пока и довольно давно не получается. При этом все мы в России формально пребываем в одной, общей для всех христианско-православной русской цивилизации. Так что же делать? Разорвать Россию еще и на анклавы 'по цивилизационным интересам'? Разъехаться по 'милым сердцу цивилизациям'? Часть людей, конечно, может при желании и возможности осуществить физический переход в привлекательную для них цивилизацию в надежде стать формальной и фактической частью иного цивилизационного сообщества, гармонизировать тем самым свои отношения с самим собой и с внешним миром. (Другой вопрос и другая проблема – всегда ли этого (гармонии) удается достичь: нередки коллизии экономических и политических мигрантов с автохтонным населением, иной цивилизацией и – чаще всего – с самими собой.)

Другая часть не делает этого – вследствие затруднительности подобного перемещения, в силу убеждений, привычек, обстоятельств и пр. Более того, эта часть иногда намеревается (и порой проводит это в жизнь) преобразовать страну, в которой она родилась или оказалась волею судеб, в такую страну, у которой будут желательные для них иные цивилизационные признаки и свойства.

Таким образом, мир состоит не просто из цивилизаций, а из взаимовложенных, взаиморастворенных цивилизаций. И информационная эпоха этот процесс ускоряет и усиливает, увеличивая цивилизационную неоднородность многих стран. Более того, зачастую это целенаправленный процесс: как только в свое время торговцы научились формировать потребности, так вслед за ними политики пытаются формировать цивилизационные ментальности, хоть и называется это у них по-другому: 'господство идей коммунизма', 'альтернативы рынку нет', 'торжество демократии' и т.п.

Политическая и цивилизационная структура общества

Очевидно, что границы между политическими привязанностями, политическими стратами населения и границы между группами различной цивилизационной ментальности не совпадают. Человек может быть ментально ориентирован, скажем, на ценности исламской или православно-христианской цивилизации и при этом состоять как в партии коммунистов, так и в партии, исповедующей либерально-демократические или иные ценности и цели. Политическое структурирование общества, проявляющееся при голосовании за те или иные партии, отличается от структуры цивилизационной ментальности общества. Сходство и корреляция между ними, несомненно, существуют. Однако это несовпадающие понятия. К тому же глубина и масштабы несовпадений порождают ту самую ситуацию, которую мы имеем сегодня в России и во многих других странах. Только крайние в своих политических взглядах граждане находят более или менее адекватные своим умонастроениям и системам ценностей партии на краях политического спектра: радикально левых или радикально правых. Большинство граждан затрудняются с политическими предпочтениями и как следствие становятся жертвами политических шоуменов и манипуляторов.

Это – важное обстоятельство, не получившее должной оценки и учета в практической деятельности по управлению обществом и государством. Цивилизационная ментальность является 'медленной подсистемой' в системе взглядов и ценностей, в то время как симпатии, антипатии и ориентация на те или иные политические партии относятся к более 'быстрым', менее устойчивым и глубинным подсистемам менталитета индивидуума.

В связи с этим – важный практический вывод, который следует манифестировать: надо изучать и выявлять группы населения, тяготеющие в своей ценностной ориентации к тому или иному способу бытия и цивилизационному менталитету. Надо знать свою страну с этой точки зрения, именно такое знание определит выбор практической политики, укажет на средства и рычаги, с помощью которых можно влиять на распределение и перераспределение граждан по выявленным цивилизационным стратам. Надо глубже изучать и выявлять цивилизационные, а не только и не столько политические предпочтения населения. И при этом осознавать бесструктурное распределение приверженцев разных цивилизаций внутри государства. Они не объединены и не разъединены ни формально, ни фактически. Расхождение возникает и существует длительное время на ментальном уровне, оставаясь неотрефлексированным и невыраженным. Оно проявляется в момент выбора, вызова, который бросает индивиду его личная судьба или судьба страны, когда его вынуждают определиться: с кем ты? против кого ты?

То, что мы считали и считаем политическими привязанностями, зачастую является отражением ищущей свое место индивидуальной цивилизационной принадлежности, которая почти всегда сокрыта. Большинство нормальных людей не отягощают свой ум вопросом цивилизационной самоидентификации, пока их не озадачить специально продуманной системой вопросов. Но в латентном состоянии какие-то приоритеты, определяющие очень многое в политических и иных ориентациях, существуют. Латентная цивилизационная принадлежность должна получить возможность стать явной, быть измеренной и определенной по доступным критериям. При этом 'цивилизационная принадлежность' или 'цивилизационная идентичность' могут, хотя и медленно, изменяться, это не инварианты по отношению к чему-либо. Это благоприобретенный, а не наследственный фактор, он подвержен влияниям и переменам.

Истоки 'цивилизационных расколов внутри отдельно взятой страны' лежат не только в притоке мигрантов из других цивилизаций, что характерно для многих стран Европы и Северной Америки, но – и это очень важно – в самой человеческой природе, которая в условиях открытого общества (да и закрытого тоже) ищет и находит различные ориентиры и модели существования. Этот 'раскол' не может быть преодолен – разве что временно – путем выявления и истребления какой-то части общества. Этот 'раскол' вечен. По крайней мере он будут существовать столько, сколько будут в мире существовать разные цивилизации. Поэтому разумная цель – не устранение 'раскола', а гармонизация отношений между разными группами населения, исповедующими разные цивилизационные ценности. Их выбор должен быть свободен и уважаем всеми.

Индивидуальные цивилизационные ментальности – вот что следует выявить, определить и научиться описывать, измерять, отслеживать динамику изменений, определить устойчивость и изменчивость, способы воздействия и степень устойчивости и т.п. Вот задача для социальной психологии: идентификация представителей различных цивилизационных моделей и ценностей в пределах одной страны и соответствующая стратификация общества. Чтобы можно было говорить о конструктивном взаимодействии представителей разных цивилизационных менталитетов, проживающих в одной стране, надо ясно ощущать границы зоны толерантности, зоны компромиссов и зоны корневых принципов и представлений. Взаимная агрессивность – от непонимания самого факта наличия подобной стратификации общества, от непонимания того, чем поступаться можно, чем нужно, а чего требовать друг от друга нельзя. Прошла четверть века с тех пор, как была высказана мысль: 'Мы не знаем страны, в которой живем'. А все по-прежнему.

Жизнь страны, общества должна быть организована так, чтобы и 'западник', и 'славянофил', и 'коллективист', и 'индивидуалист' находили направление и способы развития и жизни приемлемыми, отвечающими главным, общим целям и ценностям, каковые должны вычисляться и провозглашаться.

'Раскол' должен быть определен в качественных и измерен в количественных показателях. Важнейшая задача – провести поиск параметров и методов их измерения. Тогда может быть сформулирована и предложена обществу политико-экономическая и духовная парадигма существования и развития России, в которой большинству будет комфортно и в духовном, и в экономическом отношениях.

Важно не считать париями тех, которые увлеклись 'не основной' для страны цивилизационной моделью, например, 'индивидуалистов-западников' в 'православно-соборной' России. Надо дать им возможность спокойно развиваться, надо пользоваться их знаниями, умениями, энергией и прочим во благо страны. Именно в умении гармонически сочетать разнонаправленные векторы развития, достигать синергетического эффекта, когда все вместе порождают новые взаимовыгодные явления и процессы, достигают таких результатов, которых каждый в отдельности не смог бы добиться, – именно в таком умении состоит критерий качества правительств ближайшего будущего.

Отсутствие научных знаний о спектре цивилизационных, то есть наиболее глубинных, уходящих в корневые пласты культуры, сознания и т.д., представлений, предпочтений и ожиданий населения превращает процесс демократического по форме выбора стратегии развития страны, выработки ее целей и постановки задач в броуновское движение политических игроков и следующих за ними безвольных 'электорантов', пытающихся случайным образом угодить в политический рай. Вместо подлинных, глубинных ценностей, которые никто не помог выявить, сформулировать, людям предлагают быть 'за' кого-то или 'против' кого-то, шарахаться от монструизированных персонажей исторического прошлого или еще более страшных фантомов будущего.

Россия может и должна стать страной, ментальная структура которой познана и существует в гармонической суперпозиции, ибо именно Россия обладает уникальным опытом согласованного бытия ментально отличающихся народов. И опыт этот обретен в их сложном, часто трагическом взаимодействии друг с другом.

Еще никто в мире не смог продемонстрировать 'единство непохожих' не на уровне 'мирного сосуществования', а на уровне симфонии. Однако именно и только на этом пути лежит ключ к нравственной экономике и к обществу справедливости.

Ubi Concordia, Ibi Victoria¹

Мудрый правитель думает и заботится обо всех гражданах независимо от их взглядов – если, конечно, думать о народе в целом, о стране во всем ее многообразии, а не о 'своих' и 'чужих', о 'своей' партии и 'враждебной партии', о политической доктрине, которой взялся служить, и т.д.

Надо искать общий путь, идя которым вместе со всеми, каждый в отдельности осознанно примет допустимый для себя компромисс. А бескомпромиссная часть (она будет всегда²) должна быть 'подстроена' под конституированные параметры, заданные большинством, пришедшим к согласованному компромиссу средствами разъяснения, убеждения, взывания к совести, разуму и т.д.

В России (в отличие от, скажем, Америки, Англии и других стран Запада ) цивилизационная мозаика, из которой складывается общество, состоит из равнозначимых по своему влиянию (но не по количеству) групп населения, тяготеющих к разным цивилизационным моделям. Это и есть истинный 'цивилизационный раскол', а не та банальность, о которой пишет Хантингтон.

Почти все бывшие республики СССР расколоты по цивилизационным менталитетам. Украина – возможно, самый очевидный пример сегодня. Различие в цивилизационных предпочтениях двух соперничающих частей народа – налицо. Если же это не просто предпочтения, установки, а сформировавшаяся цивилизационная ментальность, раскол, ведущий к распаду страны, преодолеть будет нелегко. Для управления ментально несовпадающими группами населения, для поиска возможного консенсуса нужны иные технологии. В особенности если на ментальном уровне расколота единая этническая, религиозная, культурная общность, каковой являются жители Украины.

В той или иной мере, с той или иной степенью конфронтации мы это видели и видим на всем постсоветском пространстве. Поверхностная структура общества (русские – эстонцы, 'западэнцы' – 'москали' и т.п.) не отражает реальной цивилизационной структуры. Выявление цивилизационных составляющих конфликтов требует более глубокого анализа. Поверхностное восприятие осложнено наличием видимых межконфессиональных и межэтнических противостояний. Возникновение неуклюжего термина 'русскоязычные' – интуитивная попытка хоть как-то обозначить переструктурирование обществ по признакам цивилизационной ментальности на современном этапе. Определение спектра цивилизационных менталитетов позволило бы выявить различные цивилизационные предпочтения в пределах каждой национальной (религиозной) группы и с учетом этого обстоятельства повлиять на ситуацию, переводя конфронтацию в мирное общежитие.

Проблема цивилизационного раскола населения на ментальном уровне не является специфически российской. Большинство крупных стран или столкнулись, или столкнутся с этой проблемой в ближайшем будущем. Например, Индия, идущая по пути индустриализации, интенсивного развития высоких технологий, вовлеченности в мировую экономику и в общемировой культурно-информационный процесс, несомненно, испытывает уже сегодня если не раскол, то формирование слоев населения с разнонаправленными цивилизационными векторами. Часть населения тянется к 'западным' ценностям, другая часть уверена в плодотворности ценностей традиционных.

Возможно ли общество согласия? Или сосуществование людей с различной цивилизационной ментальностью внутри одной страны достижимо лишь за счет подавления одной группы другой группой? Возможно, если объединять людей на основе их ментальных сходств и совпадений, а не стравливать на основе ментальных отличий. Возможно, если средства информационного воздействия на формирование менталитета направить в конструктивное русло создания общества согласия. В том числе – и согласия в вопросах гармонического сочетания различных экономических методов.

Экономика мудрости

Что-то интуитивно привлекательное чувствуется в словах 'экономика мудрости', которые автор составил вместе и вынес в заглавие. И одновременно возникает ощущение того, что та экономика, в которой мы все живем, ну никак не может называться экономикой мудрости. Мы, например, не понимаем, почему чем дороже мы продаем нашу нефть, тем дороже сами платим за все – за бензин, за транспорт, за тепло в доме, за хлеб и воду. Почему надо разрушить собственные промышленные производства, оставить тысячи людей без работы, разрушить не только экономический, но и нравственный уклад жизни, а необходимые товары, которые раньше производили сами, ввозить из-за рубежа? Почему доходы, которые государство получает от продажи нефти и газа, надо держать в зарубежных банках, назвать их Стабилизационным фондом и ни в коем случае не вкладывать в собственную экономику, опасаясь инфляции? Но одновременно с этим зазывать в страну иностранных инвесторов и считать, что доллары, полученные от продажи нефти, приведут к инфляции, а точно такие же доллары, полученные от какого-нибудь Джона Смита, – нет? Телевизионные глашатаи с глумливыми лицами вещают нам, что мы просто неграмотные, что мы не понимаем элементарных законов экономики, стараясь подчеркнуть при этом собственное превосходство и уязвить побольнее нашу гордость за страну, за народ...

А ведь на самом деле законов экономики, которые действовали бы в обществе подобно законам природы, не существует, а вот, скажем, сговор алчных людей, результатом которого становятся разнообразные экономические последствия, бывает. И ошибочные экономические стратегии встречаются сплошь и рядом. И если яблоко падало на землю еще до открытия закона тяготения Ньютоном и будет так поступать до скончания веков, то инфляция, например, вовсе не явление природы. Известный немецкий экономист Людвиг Эрхард как-то заявил довольно жестко, что 'инфляция не закон развития, а дело рук дураков, управляющих государством'.

Экономика, точнее экономическая жизнь, – тот субстрат, та арматурная сеть, тот скелет, на котором все зиждется и происходит.

В том числе и формирование мировоззрений, цивилизационных ментальностей. Но следует отметить и обратную (на самом деле – первостепенную) связь – роль цивилизационного менталитета в выборе способа экономической жизни – и обозначить в данном контексте проблему поиска гармонии между цивилизационным менталитетом и способом (укладом) экономической жизни.

В смысле политико-экономической стратегии страны вопрос об учете различных цивилизационных страт/групп населения является определяющим: страну ждет та или иная форма краха (утрата суверенитета, оснований духовной и экономической жизни и пр.), если ее правительство не находит способа учитывать существование ментальных (а не политических, вкусовых, ситуативных и т.п.) различий, поелику таковые имеются в значительных количествах.

Нельзя обществу, значительная часть которого ментально тяготеет к, скажем, социализации результатов труда и нравственно ориентирована на соответствующие ценности, навязывать либеральную модель торжества прибыли как высшего мерила целесообразности.

Но нельзя и загонять все общество, заметная часть которого жаждет и готова к соревновательной деятельности на ниве свободного предпринимательства и извлечения прибыли, в уравнительный социализм, хотя бы и христианский. Найти гармоничное сочетание методов управления экономикой нельзя, не зная общества с точки зрения его, например, монетарных предпочтений³. В стране должны счастливо жить люди с самыми разными ментальностями и взглядами – не мешая друг другу и не подавляя друг друга.

Нам нужна экономика мудрости, а не институциональный террор, силой внедряющий какой-нибудь метод управления отдельными экономическими процессами в качестве единственной дороги и символа веры для всех.

Экономика мудрости – это такая экономика, которая не только знает 'как', но знает и 'для чего', имея в виду и учитывая интересы большинства в их сложной – в том числе и немеркантильной – иерархии.

Экономика мудрости – это такая экономика, которая заботится о рынках сбыта своей продукции как о важнейшем ресурсе.

Экономика мудрости – это такая экономика, в которой не торговцы царствуют над умами через рекламу своих товаров и услуг.

Экономика мудрости – это такая экономика, в которой может существовать завод, выпускающий неперегорающие лампочки, где национальное богатство измеряется здоровьем и счастьем людей, образованностью и радостью детей, высокой культурой населения, где важнейшими целями являются демографические и экологические показатели, а не 'удвоение ВВП'.

Хочется верить, что большинство населения не готово вписать в Конституцию в качестве первой статьи мысль, подобную, например, этой: 'Россия создана для получения прибыли в результате нашей деятельности'. Иногда, однако, создается впечатление, что правительство страны руководствуется именно этим, получая соответствующие сигналы, в том числе и от специфических пластов своего менталитета.

Куда?

Автор не склонен абсолютизировать высказанные соображения. Цивилизационный подход к описанию действительности сам по себе ограничен и находится пока на стадии систематики замеченных отличий. Несмотря на это, о столкновении цивилизаций уже вовсю говорят и даже опираются на эти предположения в своих политических схемах и проектах. Правда, иной раз закрадываются подозрения: столкновение цивилизаций по Хантингтону – не есть ли это политкорректное идеологическое прикрытие? Не планируют ли господа таким макаром оправдать реальные войны с их примитивной мотивацией грабежа материальных ценностей, с единственным подлинным лозунгом 'умри ты сегодня, а я завтра'? Сделать их как бы естественными, неизбежными, неподвластными воле человека, поскольку все цивилизационные мотивации записаны на подкорке?..

О цивилизациях, несомненно, можно и должно говорить, но не надо забывать, что их природа, причины и закономерности формирования, развития, взаимодействия и т.п. только начинают изучаться. Цивилизационный подход находится пока еще на уровне исследований Карла Линнея, если проводить аналогии с развитием биологии, и ему еще только предстоит достигнуть стадии появления физиологии, микробиологии и пр.

Общественные системы сложнее всех прочих систем. По этой причине постоянно возникает желание и предпринимаются попытки описать общества с самых разных сторон, выявляя некие замеченные закономерности или процессы. Одной из таких попыток является описание жизни людей как жизни цивилизаций.
Углублением этого подхода является предлагаемая попытка учета цивилизационных менталитетов.

На этом пути возможны и практические достижения, равно как и драматические ошибки. Именно так было и есть с переводом в область практической политики формационного описания развития обществ. Сам по себе подход к описанию человеческого развития в виде смены различных общественных формаций весьма интересен и позволил многое узнать. Но его абсолютизация и жесткое внедрение в практику политической жизни привели к драматическим последствиям.

В связи с этим хотелось бы отметить, что хотя нам представляются важными, целесообразными и продуктивными анализ цивилизационной неоднородности общества, учет цивилизационных ментальностей индивидов, мы не забываем о том, что всякий индивидуальный менталитет, во-первых, целостен, во-вторых, изменчив, пусть и медленно.

И ошибочно не учитывать других, нецивилизационных, измерений менталитета социумов и индивидов: менталитет крестьянина, менталитет капиталиста и т.п. – если вспомнить вышедшее из моды

(но не из жизни) классовое описание общества. Менталитет бюрократа, менталитет преступника, менталитет нищего – если взглянуть на общественную ситуацию глазами социолога и т.д.

И еще. Надо наконец сойти с малопродуктивной точки обсуждения методов: мы все время обсуждаем методы того, как надо двигаться вперед, а надо сперва определиться с целями – частными, промежуточными, стратегическими. Надо эти цели описать в понятных, измеряемых, валидных, если угодно, величинах. А вместо этого одни нам говорят, что надо ехать на поезде, другие предлагают лететь на самолете, а третьи советуют передвигаться пешком. Но никто не называет станции назначения! Построение мыслеобраза будущей страны (по возможности в конкретных, измеряемых величинах) – важнейшая задача ученых, мыслителей, деятелей культуры и политиков. Образ идеального государства, в котором хотело бы жить большинство, необходим. Не имея такого образа, мы не знаем, что есть целенаправленное и целесообразное действие, и все делаем хаотически, ситуативно. Имея же ложный, не принимаемый большинством на подсознательном уровне образ, не находящийся в согласии с ментальными предпочтениями, мы скатываемся к полному развалу, к деградации.

Гоголевская птица-тройка, так и не ответив, скрылась в тумане... Теперь мы знаем, куда она доехала. Мы же пересели на другой вид транспорта, потом – на третий... Туман рассеялся? Куда же мы едем теперь?! И кто это – 'мы'?!

30.07.2007

Примечания:

1 Где согласие, там победа (лат.).

2 Напомню то упущение марксистов, которое было подмечено, кажется, Максом Вебером: в Англии нет непримиримого противоречия, источника классовой борьбы между пролетарием и капиталистом, потому что английский пролетарий мыслит, понимает и разделяет действия капиталиста по его, пролетария, эксплуатации: станет пролетарий капиталистом – будет действовать точно так же. Они разделяют одну и ту же систему ценностей, английский пролетарий вовсе не хочет обобществить собственность, он хочет стать английским капиталистом.

3 Отношение одних людей к деньгам не совпадает с отношением к деньгам других людей. См. об этом: Фернам А., Аргайл М. Деньги. Психология денег и финансового поведения. СПб., 2005; Белкин С. Что делать с деньгами. М., 2006.